Как работает благотворительность, ликбез для непосвященных

Жаркая полемика, вызванная материалом о странном сборе на инкурабельного Влада Шестакова, не позволила остаться в стороне, тем более что ни на один резонный вопрос никто из активных комментаторов ответить так и не соизволил.

В принципе, ничего нового в горячих комментариях мы не увидели. Картина типична: ровно те же мысли отдельные личности выражали и после других подобных материалов: о Лиане Власовой, нарисовавшей себе рак в фотошопе, о родителях, транслирующих смерть собственных детей в прямом эфире, о плакальщицах по обожженному Матвею и так далее.

Защитники странных сборов всегда оперируют одними и теми же смыслами и фразами, другой вопрос, что время каждый раз доказывало правоту позиции «Снег.TV».

Так как нормального открытого диалога с защитниками сбора по Шестакову у нас не вышло (заданные вопросы просто игнорируются), мы зададим эти вопросы еще раз, а заодно объясним, зачем «Снег.TV» публикует статьи о мошеннических, токсичных и странных сборах и почему честность с прозрачностью как частных, так и фондовских сборов столь важна для благотворительности в целом.

Немного теории

Первое, что надо уяснить всем потенциальным жертвователям на благие дела: ни один фандрайзинговый благотворительный фонд никого нигде и никогда не спас (здесь и далее везде речь идет лишь о фандрайзинговых фондах. НКО, существующие за счет государственных грантов или при финансовой помощи меценатов, работают по другим законам).

Спасают жертвователи, отдающие свои кровные на те или иные цели, и врачи, лечащие больных. Благотворительный фонд же — это просто оператор услуг, организатор помощи, гарантирующий правдивость и правомерность каждой опубликованной просьбы. Фонд берет на себя проверку документов просителей, экспертную оценку качества и стоимости предстоящего лечения, а также организует кампанию по сбору средств с помощью своих ресурсов. То есть помогает помогать.

Подавляющее большинство фандрайзинговых благотворительных фондов существует за счет средств, собранных на помощь нуждающимся. Законы Российской Федерации позволяют им оставлять на свои административные расходы до 20% от безадресных пожертвований (то есть пожертвований, в назначении которых не указано имя конкретного больного).

Уловки, конечно, возможны. Существуют схемы, позволяющие совершенно легально «отпилить» кусочек побольше, списав, например, часть средств на реализацию программы, но не о них сейчас речь.

Честности ради, есть и такие НКО, которые не берут ни процента от собранных средств. Создают отдельные сборы на зарплату сотрудникам, аренду помещения, офисные расходники и так далее. Крупных среди них нет, и причины тому понятны: такие фонды не могут эффективно выполнять свои задачи. Ни один опытный востребованный специалист не пойдет работать за копейки.

Кроме того, крупные организации, на которых висят сотни больных, не могут себе позволить собирать отдельно деньги на зарплату, потому что это полная неизвестность: сегодня есть деньги, а завтра нет. Не пожертвовали на зарплату — сиди и соси лапу неизвестно сколько. Работать эффективно в таких условиях невозможно. Исключения возможны лишь на региональном уровне.

Виноваты в этом рыночные отношения, и обычно это второе открытие, которое делает для себя новичок в благотворительной сфере. Слова «конкуренция», «эффективность» и «ресурсы» заставляют краснеть и негодовать и иных представителей благотворительного сообщества, чего уж говорить о далеких от этой кухни, действующих на эмоциях жертвователей. Какая эффективность?! Детей же спасаем!

На самом деле в XXI веке благотворительный сектор достиг качественно нового уровня. НКО сегодня — это полноценные игроки на рынке оказания социальных услуг, работающие наравне с государством.

Причин, почему так происходит, несколько. Государство может само переложить со своих плеч решение различных вопросов на гражданское общество. Эффективность у НКО зачастую выше. Чем содержать штат чиновников и административных работников, дешевле и проще отдать бюджет исполнителю услуг в лице НКО, оставив за собой функции контроля.

В остальных случаях НКО затыкают дыры: помогают решить те или иные проблемы, которые государство по каким-либо причинам само закрыть не в состоянии. Финансы в таких случаях, понятно, поступают лишь от жертвователей.

В итоге благотворительная сфера выросла в полноценный сектор экономики. По данным фонда CAF, в 2016 году россияне перечислили в различные НКО 143 миллиарда рублей. Для сравнения, например, бюджет Фонда развития промышленности на 2016 год составил 23,7 миллиарда рублей.

Таким образом, НКО постепенно становятся важным механизмом того самого открытого гражданского общества, о котором у нас принято кричать на каждом углу. От общества поступает запрос на решение того или иного вопроса, от него же поступает финансирование, и фонды начинают указанную проблему решать.

Ровно в этот момент начинает действовать следующий рыночный закон. Как уже было отмечено, многие представители БФ только что в обморок не падают, когда им говоришь о конкуренции в благотворительном секторе, но от такой реакции суть-то не меняется. Благотворительные фонды конкурируют за три вида основных ресурсов.

В первую очередь это подопечные. Не будет больных и страждущих — и денег не на кого станет собирать; стало быть, и фонду существовать незачем.

«Мутные» и токсичные фонды ищут «выгодных деточек», честные и прозрачные, которые пытаются помочь, а не «пилить бабло» на инкурабельных детях, — «пускают паровозы» на сборах на манер политических партий во время выборов.

Да-да, не удивляйтесь. Белокурая девочка лет трех с голубыми глазами, одетая в прелестное платьице, соберет денег больше, чем необходимо на лечение, а семнадцатилетний подросток или тем более условный Наимджон Ибрагимов вне зависимости от возраста, из-за распространенных в нашем обществе шовинистических настроений, не соберут и половины нужной суммы.

Вот фонды и вынуждены показывать в эфирах федеральных телеканалов и на страницах СМИ «правильных детей», надеясь на то, что жертвователи дадут денег больше, чем требуется, и за счет этой разницы получится вылечить «нефотогеничных».

Второй ресурс — это жертвователи и их кошелек. Сердобольный гражданин не в силах помочь всем, вот и голосует рублем, выбирая тех, кто, например, затронул больше. С помощью этого механизма общество само решает, кому помогать.

Россияне, например, по данным фонда CAF, активнее всего помогают детям (58% жертвователей, по данным за 2017 год). Если, например, болезнь, требующая сложного дорогостоящего лечения, настигнет непубличного мужчину средних лет без огромной многодетной семьи, он может сразу готовить гроб. Необходимых средств на лечение он, скорее всего, не сможет собрать ни лично, ни при помощи тех редких фондов, которые помогают взрослым. Запроса от общества нет.

Третий ресурс — это внимание СМИ, но здесь, думаю, и так все понятно.

Зачем нужны наши публикации

Некоммерческий сектор взял на свои плечи решение очень серьезных проблем, которые касаются буквально каждого. От болезни не застрахован никто, и в тех случаях, когда лечение от государства получить невозможно, остается бежать за помощью лишь к благотворительным фондам или на виртуальную паперть, надеясь на то, что сердобольные люди помогут.

Их желание помочь напрямую зависит от того, как действует благотворительный сектор в целом. Каждый мошеннический или токсичный сбор подрывает доверие ко всем фондам сразу. Механика проста: если фонд «А» обманул гражданку «Б» и она об этом узнала, у нее подрывается доверие и к остальным фондам: жулики ж кругом. Деньги в фонд «В» она, скорее всего, уже не принесет.

Более того, о своем недоверии гражданка «Б» расскажет подругам «Г» и «Д». Тот же механизм работает и с личными сборами.

Именно по этим причинам борьба с мошенническими и токсичными сборами столь важна: сук, на котором все мы сидим, рубить нельзя.

Еще несколько лет назад многие мошенники от благотворительности кормились в столице с «коробочных» сборов, собирая милостыню в прозрачные ящики с фотографиями.

Чтобы оценить финансовые объемы и изнутри поглядеть, как все это устроено, «недожурналист-порнограф» Дмитрий Строганов три года назад устроился «волонтером» в один из таких псевдофондов: клянчил подаяние на Коломенском шоссе.

Внимание СМИ и развитие технологий сделали свое дело: в Москве «коробейники» медленно, но верно уходят в прошлое. Даже в пригородных электричках «представителей фондов» стало на порядок меньше. Люди денег перестали давать, да еще скандал поднять норовят. Собирать деньги в интернете выгоднее и безопаснее.

Впрочем, и к сетевым сборам что у правоохранительных органов, что у честного благотворительного сообщества внимание растет.

«Виртуальная паперть» предоставляет массу возможностей как откровенным мошенникам, так и токсичным сборщикам, существующим за счет «частично честных» сборов: кому-то, возможно, и помогут, но вот значительную, а может, и основную часть средств оставят для себя любимых. Так, например, действовал засуженный «Ридусом» фонд «Время».

Из-за того, что непрозрачных сборов в социальных сетях развелось пруд пруди, в гражданском обществе возник запрос на общественный контроль в данной сфере. Мало кому нравится, когда, например, иные родители не оказывают необходимого лечения детям, чтобы продолжать жить за счет постоянных сборов. О таких историях «Снег.TV», например, писал здесь.

Для решения этой проблемы предлагают различные механизмы. Самые горячие представители благотворительного сообщества считают необходимым вообще законодательно запретить к чертям личные сборы в социальных сетях.

«Пусть помощь идет от фондов. Люди будут тратить эти же деньги, но не отправлять на личные счета, а на счета фондов. Насколько я знаю, даже в Белоруссии сборы идут на счета, с которых невозможно тратить деньги на свое усмотрение, можно снять, только предоставив платежные документы из клиники. Поэтому они и собирают на российские реквизиты», — считает Надежда, представитель сообщества «Благотворительность на костях».

Корреспондент «Снег.TV» придерживается противоположной позиции. Личные сборы запрещать ни в коем случае нельзя. Для многих людей, попавших в тяжелую жизненную ситуацию, соцсети — единственный шанс получить необходимую помощь. Самое главное здесь — максимальная, насколько это возможно, честность и прозрачность. Пусть собирают на что хотят, хоть на силиконовые имплантаты или секс-услуги, главное — чтобы об этом честно говорили жертвователям. Механизм тот же, что и в законе о соответствии рекламы.

Что нам не понравилось в сборе на Влада Шестакова

К странному сбору на Влада Шестакова у «Снег.TV» накопилось немало вопросов. Увы, негодующие комментаторы лишь выплескивают эмоции, игнорируя здравые сомнения, вызванные абсолютной непрозрачностью сбора. По пунктам.

• Екатерина Гордон в своем гневном посте пишет, что «мама Шестакова не скрывала диагноза и имела право собирать и на лучшую паллиативную помощь, и на любую иную цель по лечению ребенка». Право матери на любые сборы «Снег.TV» ни в коем случае не оспаривает. Вот только между заявленной 15 января Гордон «лучшей паллиативной помощью» и озвученными в сборах формулировками «ситуация тяжелая, но шанс есть» (БФ «Мир глазами ребенка»), «СПАСТИ малыша можно в Испании» (тот же БФ), «Как ответила Барселона, это единственный шанс спасти Владика» (мама в личном сборе) — разница огромная, не правда ли? Манипуляция сознанием в сборах — очень некрасивый и нечестный трюк, тем более что ни о каком возможном спасении в документах из испанской клиники речи и не шло. Собираете деньги на паллиативную помощь — так и пишите.

• Далее. Почему как минимум три БФ собирали деньги для Влада Шестакова на личные карты, оформленные на директоров, волонтеров, однофамильцев волонтеров и прочих загадочных личностей? Прозрачные и добросовестные фонды так не делают никогда. «Любые деньги на личных реквизитах — это деньги владельца счета или номера телефона. Это всегда риск. Даже если в порядочности человека сомнений нет, от острых психозов или вдруг возникших родственников-наркоманов никто не застрахован. При этом даже выявить, что какая-то часть денег пропала, может оказаться невозможным: выписки по счетам получает сам человек. И он может оказаться очень хорошо замотивирован на их „художественную обработку“. В итоге сборы на частную карту — это всегда риск для организации, прежде всего репутационный. Ну а жертвователи, переводя тысячи и десятки тысяч на чужие личные счета, лишаются возможности получить налоговый возврат», — объясняет причины возникновения данного неписаного закона эксперт по мошенничеству в сфере благотворительности Светлана Машистова.
• Кому и по каким причинам понадобилось чистить аккаунт в Instagram буквально тут же после смерти мальчика? Со слов подавляющего большинства комментаторов, сбор был честным и прозрачным, но при этом понадобилось что-то скрывать? На скриншоте ниже видно, как выглядел аккаунт уже утром в пятницу, 11 января, спустя примерно сутки после смерти Влада.

• Еще раз к вопросу о хайпе. «Добрый волшебник в голубом вертолете» — владелец частной скорой из Новосибирска — имеет лицензию, позволяющую работать исключительно со взрослыми, и без наркотиков, и только на территории Новосибирска. Каким образом он собирался везти ребенка в аэропорт? Здесь точно идет речь об искреннем желании помочь или всё же история похожа на ситуационную саморекламу? Доброжелательные комментаторы, правда, в своих откликах «рисуют» Березовому 228-ю статью, декларируя, что «лицензии у него — нет, а препараты — есть», но проверка этих данных уже забота правоохранительных органов.

• В Сети заявляют, что все собранные на Влада Шестакова деньги пойдут на других больных детей (у Екатерины Гордон, к слову, мелькнула забавная оговорка по Фрейду — «на других умирающих детей»), вот только прозрачных отчетов, как и понятных обоснований счетов, по всей видимости, ждать не стоит. Со всеми этими личными картами неизвестна даже точная сумма сборов. Все это очень похоже на «шоу-версию», когда «из бочки неизвестного объема отлили три ведра воды».

Это — лишь основные вопросы, возникшие по данному сбору. Помимо них есть набор и менее важных спорных моментов, которые из-за размера материала пришлось опустить.

P. S. В течение суток автор материала получил на почту целый набор горячих пожеланий от «доброжелателей». В их числе: пожелания умереть мучительной смертью (4 раза), терминальной стадии рака лично мне, всем моим родственникам и нерожденным детям (9 раз), прожить длинную жизнь полностью парализованным (всего 1 раз, но это уже хотя бы изобретательно) и угрозы подкараулить и покалечить возле редакции (2 раза).

В свою очередь Дмитрий Строганов желает всем этим комментаторам всех возможных благ, успехов, достатка, долгой жизни, ну и, главное, чтобы страшные болезни обходили ваши семьи стороной.